Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]
— Проклятые! Я отомщу вам. Слышите? Я вам жестоко отомщу. Клянусь! — кричал Орчайд улюлюкающим рудокопам. И в этот вечер очень многие тринидадцы видели вываленного в извести рудокопа, бежавшего по большой дороге в город и безумно выкрикивавшего одно только слово:
— Отомщу! Отомщу! Отомщу!
Пинкертону, конечно, как и все, чем жили и дышали рабочие, стала известна эта история. И когда, отозвавшись на его предложение, промышленники штатов Идаго и Колорадо постановили пожертвовать Стененбергом для уничтожения ненавистной им Федерации, Пинкертон для проведения своего неслыханного по провокации кровавого плана выбрал Гека Орчайда. Он ни минуты не сомневался, что этот обозленный человек с наслаждением ухватится за оплачиваемую возможность жестокой мести. Его миссия должна была заключаться не в убийстве Стененберга, но в заявлении властям и суду, что убийство совершено им по поручению Западной Федерации объединенных рудокопов. Правда, в условиях беспристрастного суда показания Орчайда не явились бы для судей убедительными, но там, где творится суд капиталистов над организованным трудом, важны лишь поводы, а не факты. А эти-то именно поводы к разгрому рабочей организации и поклялся Пинкертон доставить лицеприятной юстиции господ заводчиков.
В ту же дождливую ночь, когда рудокопы Глянцевитого рудника привезли в дом надсмотрщика свой таинственный груз, к двери крохотного домика на Стренд-Авеню подъехал четырехместный крытый автомобиль. Трое мужчин вышли из экипажа. На легкий стук в окно откликнулся чей-то грубый сердитый голос.
— Гром и молния! Кого черт несет в эту дурацкую погоду? Разве есть еще люди, которым нужен Гек Орчайд?
— Отворите, приятель. Важное дело, которое не терпит отлагательств. Да, ну же, пошевеливайтесь дружище.
Щелкнул замок. Заскреблась неподатливая цепочка. С визгом приотворилась негостеприимная дверь.
— Ну, что еще?
Незнакомцы с быстротой молнии протиснулись в дверь, тотчас же захлопнув ее.
— Вы — Гек Орчайд?
— Ну, да. Я — Гек Орчайд. Что же из этого следует?
— Вы арестованы, приятель.
— Что?
— Не волнуйтесь. Вам ничто не угрожает, кроме удовольствия и тысячи долларов в придачу. И тем не менее — вы наш пленник.
…А через две-три минуты уже не три седока, а четыре мчались во весь опор на машине по дороге в Денвер.
_________В огромном зале на Боизском вокзале собрались на многолюдный митинг бастующие рабочие двенадцати окрестных рудников и пяти заводов «Колорадской Компании Топлива и Железа». Среди рабочих царило неописуемое волнение. «Денвер-Геральд» сообщала сегодня подробности убийства угольно-торфяного короля Оскара Стененберга. Буржуазно-желтая газетка, буквально захлебываясь от радости, попутно извещала своих читателей, что убийцей оказался рудокоп Орчайд, действовавший по поручению лидеров Западной Федерации. Чистосердечное сознание убийцы, как и добытый Пинкертоном снимок (см. 2-ю стр.), — торжествовала газета, — открывает, наконец, властям истинных вдохновителей всех преступлений последних лет.
В этом же номере приводилась злополучная фотография, изображавшая вожака Федерации Томаса Мойера на рельсах, с ломом и гаечной отверткой в руках, на месге крушения поезда у Колорадских источников. Далее говорилось пространно об аресте Мойера и выражалась уверенность, что «бандитская рабочая организация» будет, конечно же, закрыта в результате предстоящего, небывалого по своей сенсационности процесса.
— Честь и слава знаменитому сыщику Пинкертону, для которого нет невозможного, — закончила газетка свою передовую статью.
— Честь и слава красе и гордости американской нации.
Негодованию собравшихся рабочих не было предела.
— Товарищи, — говорил Клелланд-Чейз, председатель Боизского союза углекопов. — Наши враги выпускают свои последние стрелы. Они хотят съесть наших лидеров, уничтожить Федерацию, мешающую их гнусной работе. Это — отчаянье бессилия. Роберт Смит был в закулисной игре их последнею ставкой. Эту ставку они проиграли. Не дадим же сожрать себя и в открытой борьбе. В Федерации — наши лучшие умы, наши испытаннейшие силы. Томас Мойер уже в тюрьме, Томаса Мойера слопали каким-то загадочным снимком, завтра слопают всю Федерацию подкупленным штрейкбрехером, показанием гнусного негодяя! Товарищи рудокопы! Поклянемся же поддержать Федерацию и вождей наших всей массой, всей силой нашего крепкого, могучего коллектива! Поклянемся же перед лицом грозной опасности объявить паукам священную смертельную войну за Союзы. Поклянемся же не уступать кровопийцам, если бы даже голодная смерть ожидала нас в этой решительной стачке!
— Клянемся! — загрохотало собрание.
— Вынести резолюцию протеста! Зафиксировать нашу клятву! Переслать ее конгрессу и президенту!
Шум и смятение овладело собранием. Резкий взволно-нованный звонок вскочившего на стол председателя митинга заставил рабочих смолкнуть в одно мгновенье. Лицо Клел-ланд-Чейза было искажено безумной яростью, голос его дрожал и прерывался.
— Товарищи рудокопы! С телеграфа поступило к нам сообщение о только что принятой ими депеше из Денвера. От имени товарища Барнса, управляющего делами Федерации, денверский телеграф в порядке товарищеской солидарности сообщает по всей линии Денвер-Идаго о новом выпаде пинкертоновских собак. Товарищи Гейвуд, Пет-тибоне и Мак-Колленд, весь президиум Федерации, кроме арестованного Мойера, похищены и тайно увезены из Денвера ищейками Пинкертона. Барнс разъясняет в депеше, что в этом предприятии Пинкертона — кроется злейшая опасность для Федерации; исчезновение их будет представлено, как бегство, и подтвердит чудовищное обвинение. Товарищи рудокопы! Гроза надвигается. Сгущаются тучи. Будем же готовы к удару, чтоб он не лишил нас энергии, чтоб не сломил наших сил!
В глубоком, но многоговорящем молчании расходились рудокопы с митинга в этот вечер. Была твердая решимость бороться до конца. Но было также ясно, что враг сильней, что Федерация будет сломлена, что твердая почва будет выбита из под ног борющихся рабочих.
Зал опустел. Но в задней комнате железнодорожного телеграфа собрались члены стачечного комитета экстренно обсудить положение, созданное товарищески переданной депешей.
_________Если бы один из авторов пинкертоновских рассказов видел сейчас прославляемого им героя в камере следователя по чрезвычайным делам, он писал бы, исходя восхищением, примерно так:
— Лицо знаменитого сыщика не выражало ни усталости, ни волнения. Только характерные складки вокруг его выразительных пристальных глаз, да легкая бледность начисто выбритых щек свидетельствовали об огромной работе, проделанной этим гениальным человеком за последние дни.
Да. Король провокаторов проделал работу немалую, и самый записной негодяй не мог бы, пожалуй, обнаружить и половины того хладнокровия, с которым этот бешеный пес выкладывал следователю весь запас своих «криминалистических» выводов из им же самим сфабрикованных положений. Следователь слушал с кислой скучливой миной. Дело, в котором уже ясно намечались виселицы и разгром такой серьезной «бандитской шайки», но честь которого принадлежала целиком Пинкертону, — только раздражало его.
— Так вы желаете очной ставки? Вряд ли это внесет что нибудь нового, — говорил Пинкертон, подписав для формальности длинный акт своих показаний.
— Конечно, нет. Но я обязан это сделать. Этого требует формальная сторона всякого следствия.
— Дело ваше, мистер Хоггайд. Попросил бы только разрешить мне присутствовать при очной ставке.
— Не возражаю, если это может вас интересовать.
Следователь позвонил:
— Введите арестованных.
— Обоих, мистер?
— Да. Впрочем, нет. Сначала Мойера. Из оранжевой комнаты.
Томас Мойер был введен в кабинет, и два жандарма, лязгнув шпорами, вытянулись у порога.
— Садитесь. К сведению вашему сообщаю, что следствием собран совершенно уличающий вас материал по делу о крушении губернаторского поезда у Колорадских источников. В этом преступлении вам было бы выгодней чистосердечно сознаться.
Мойер молчал.
— Не хотите? Ну, а чем бы, уважаемый мистер, опровергли вы вот хоть, скажем, такого свидетеля?
И провокаторский снимок был с изысканной любезностью положен на стол перед Мойером.
Арестованный разглядел карточку с видом человека, скорее заинтригованного, чем потрясенного.
— Что за дешевая мистификация! Откуда это?
— Ваша выдержка, мистер Мойер, достойна лучшей карьеры, чем карьера убийцы и разбойника. Так что вы скажете, мой друг? Не правда ли, отличный вышел снимок?
— О, да. Рекорд остроумия, наивности, цинизма и парикмахерского искусства… Но я согласен с вами, мистер: этот трюк совершенно достаточен в «свободных» Штатах для того, чтобы повесить социалиста и рабочего.
